Павлюкова Ева Ивановна (дев. Бондарева), 1930 г.р.
с.Колбаса, Кыштовский район

Мать родилась в Могулевском, а отец Смоленский именно. Сестра мне говорит: Евка, нет – мама могулевская, а тятька был смоленский. А мне кажется, что они обои были могулевские. В Сибирь переехали еще молодые были. Мать у меня сиротой была. Ребятишек у отца было много. Сразу как приехали – кто землянки делали, жилиИ. Всё хаты рубили по одной. Тогда там семьи три в одной хате жилИ. Плахи надо на потолок и на пол, а их нечем пилить – кололи лес. Раскалывали топорами и делали… Потолок сделают. А полы раньше – полов не былО. А потом помаленьку, помаленьку стали разживаться, стали полы настилать. А так земляной пол. Печки из глины делали.

Жизня заставляла работать. В войну как раз пошли. 4 класса окончили  - и пошёл на работу. И по три неделе на поле держали. У баню даже не пускали. Это сейчас только как чуть маленько пот – надо помыться. А тогда – три нядели не пустють. В жизни тый – не дай Бог как она оборачивалась жизня, которую проживали.

Работала на ферме да в бригаде. Больше кем? Грамоте-то не было. Четыре класса кончила в 12 лет, на 13-ом году нас уже на работу вовсю. Это сейчас молодёжи негде работать. А нам тогда - 13 лет уже пошли. Зимою на бычках етах, на проклятах. Как вспомнишь тую жизнь… Вот щас с того и ноги, и всё болит. 

Замуж вышла на 19-ом году. На двадцатом я родила первого мальчика. Свадьбу играла по-старинному.. Были раньше венки, я с венком шла ещё!

А венчаться у нас негде было. Церкви у нас не было. Это когда у нас церковь стала в Кыштовке! А раньше была церковь у нас у Бочкарёвке, в Щегловке была. Ездили.  Я еще хрещёная у церкви. А тогда, как церкви не стало – так бабушка погружала нас. Я всех их погружала – я дома рожала, мы в больницу не возили. А дома бабушки всё помогали. Бабушка и хрестила. Хрестили, когда у родителей время будет, когда соберутся. А не так, чтоб день какой указывали. А имя подбирали под какой праздник нарождается, ребёнок.

У меня свекровка очень хорошо помогала при родах. Называли просто «бабушка» и «повитуха». Если мне пришло время рожать, кто у мене есть из своих – того и пошлёшь, за той бабушкой сбегаеть. Рожали дома. Меня мать родила в бане. Как раз на Троицу, говорила. Люди собралися и шли венки  на второй день Троицы завивать. И плохо ей совсем стало. Ушла в баню – мене родИла. А если дома – ребяшки там, или кто – конечно, выйдут. А бабушка с тобой остаётся. Бабушка помогала. Косу расплетали. И даже если сильно мучается, то бабушка заставляет етого мужа, чтобы с своего рта водички ей дал, женщине. Это считается, что облегчает роды. И ещё мне свекровка всё говорила: будешь печку топить – русскую ж печку топили – уголёк, когда дрова разгорятся и отскочит уголёк – обязательно собирай этот уголёк. А вот когда сама будешь молодая рожать и другая роженица будет рожать – обязательно ей дай, чтоб она его проглотила. Съела етот уголёк – и тогда роды легко пройдут.

Ребенка заворачивали в пеленочки – из ношеного. Носим – порвалося, ету выбираешь тряпочку. Рваное всё выбросишь, а в ету тряпочку заворачиваешь ребёнка. В рубаху отца, ношеную –  чтоб отец любил тогда ево. Ребёнка сразу отнимут, когда смучается женщина. Заплакал – сразу к груди подносят. Обычно как у нас говорили старые люди – первым делом как нарОдится ему надо дать соску – марлечку и хлеб аржаной чтоб был. И с сахарком сосочку дать – чтоб грыжи не булО у ребёнка всё время. Такое говорила, бабка так приказывала. «Дай, говорит, ему». И свеклы. Капельку соку. Это от грыжи, говорит, помогало.

У нас всё полати раньше были, ребятишки спали всегда на полатях. На них не было ничего. А там же потЕпле. У каждом доме были полати.

А младенец спал в люльке – 4 палки сбитые, обшИешь полотном эту люлечку. У меня тут люлька висела над койкой. Крючок сделаешь, чтоб надёжный был. У балку вбитый.

Раньше ж надо было прясть! Постилку из льна собьёшь – раскинул ему на полу. На пол пустил, или в люльке он маленький. А сама скорей – прясть надо. Даже  в войну: не было платков – скатерть последнюю снимаешь со стола и едешь на работу. Ползали по полу ребятишки, посинеют – как пуп синий.

И льну  не сеяли, не давали в колхозу. А, грешники, крали. В баню возют колхоз лён мять. Кому-то привезли – его половину разворуем. Принесла домой, надо его смять. А как мять? Знаем, что каждая крадём и один одного боимся. Чтоб не доказали, а то в тюрьму. Тогда лён принесёшь, на печку положишь, сушишь. А мялку эту занесёшь у пригон. Днём не мнёшь, а в самую глухую ночь, чтоб никто не слыхал. Пойдут у колхоз мять – себе навяжуть, в руках натолкають, и туды, и сюды. Куды сумеешь – натолкаешь собе этого льну. Вот так и одевалися тожа. Не дай Бох тыю жизню.

Маленькие бегали босиком. До подружки добежим - железка топится. Об железку погрел, погрел, отошли ноги, не стали щипать – побегли. По снегу босиком бегали. 8-10 годков было. Первая обувь появилась, когда в школу пошла – на 9-ом году, или на 8-ом. А обувь какая? Если у кого отец есть… - нам отец все какие есть старые ботиночки, голяшечки оторвёт, кожу выделает, может, какую скотинину заколет, обработают сами, сделают – их шили. Ботинки или чирки какие там пошьют. Коротенькие такие. Были с завязочками. Были чирки  кожаные. А на работу лапти носили, особенно на покос. Лыки дерут с лозы. У своём каждый сами вже. На работе ходишь там, на  болоте косишь – порвался мои лапоть. А что делать? Лозина стоит – оторвал лозины, починил, пошёл дальше. И зимой так же сАмо ездили. Если у кого отец был, или какой старик, или раненый какие приходили – делали, починяли какую обувь, ли что. Занясут ему – починит. А морозы были! Сейчас таких морозов нет, как раньше были. На бычках едешь и у бычка с носа кров идёть. А мы в лаптях в етих едем. Пимы – это если у кого-то на щастье одни на всю семью будуть. А  то выходишь – там и руки не связать. Пимы – это если уже отдадут шерсть какую – овечку заколешь, шерсть надо было сдать. Одну овечку держишь, а сдай план – полторы овчинки. Или вот свинню. Заколешь – сейчас мы обпаливаем, едим. Не положено русскому человеку свинью есть неободрАную, без огонь. Надо чтоб перешла через огонь, тогда есть. А нам не давали их. Ну, всё равно, люди ж заколют их. У лес увозили даже, палили их. Коровку дяржИшь – 300 литров молока отдай! В год. Дак она ж у год тоже телится! Полторы свиньи надо было сдать – кожу сдать. Яички тоже. На всё, на всё былО  налог. Если бы такие налоги не драли – хорошо бы люди жили.

Одежду для девочек - когда стали получше жить, а то портянинку, всякаи лоскуточки. Если к праздничку какой-то тебе платьИшко пошили – ой, какая радость! Потом стали помаленьку разживаться, тогда стали и девочкам  помаленьку заводить – и сарафанчики, и платьИшки всякаи шить. А тогда было жить – не доведи Бох!

Куколки делали девочки. Мамам некогда было! (с поля придешь – детей уже не видишь) С тряпочек. Какие где тряпочки заваляются – сшиваешь. Не так как сейчас – из нового. А там какой лоскуточек – ты его берягешь. Из двух лоскутков сшИешь ребёночку какую рубашонку. И скручивали. И сшивали – всяко, как кто сможет. Я помню как у нас дети гуляли, а сама я не помню чтоб у нас были когда куклы. А как дети гуляли – Бог их зная, мы не видали их. С работы пойдёшь на работу, с работы идёшь и Богу молишь: «Ой, Господи, хоть бы все живые были!» Пойдёшь на работу – йны спять, и придёшь  спять. Как одна баба говорила: «По ногам посчитаю – чи все дома? – и слава Богу». Еду им оставляли и сами готовили. Всяко хватало. У мене Галька… Седьмой год был, а на ферме я уже работала. Хлеб иной раз посажу, знаю, что не допёкся, а бечь надо на работу. Скажу: «Галь, вытащи тогда хлеб». А она што додумалася:  с головою в печку эту лазила! А тогда как сказала она мне, милый мой дитёнок, – а жар же у нас в печках в обои стороны – головой ткнулася бы и дитёнок бы сгорел! И с хлебом: «А я, мам, никак не достану лопаткой». Седьмой год. Лопаткою не посилить – лазила и доставала хлеб оттуда. Суп варили, капусту, картошку варили. Дети сами доставали чугунок, как сумеют делали. И один одного глядели.

Было примет много. Это родители со старины былО. Если дедушка еще живой в семье, и ён самый старший в дворе – ён всем заповедает этот дедушка. И к дедушке все обращались – был хозяин один во дворе. Он решал (когда сеять, когда пахать) и кому что какое куплять – дедушка распоряжался. А уже когда дедушка умирает – уже остается тогда его сын старший. Если два хозяина появилось во дворе, то никогда толку не будет в етой семье. Будуть тот собе хозяин, а етот собе. У них будет у каждого своё хозяйство и они будут тянуть тот собе, тот -  собе.

Белорусские слова – припоминаем кое-что: шайка, дежка – квашонка ета, хлеб заводили, цыбуля – лук. Говорили в основном по-русски, но свои уже белорусские слова держали. А тогда стали привыкать к культуре маленько, а то смеются жа, обзывают: «О, что придумала – цыбуля! Лук цыбулей зовёшь» И так постепенно, постепенно и перешли на етот (русский), и позабыли про всё.

Полотенце вешали на крест во время похорон - вытираться  покойнику, набожники . А одной же в нас радио поклали. Я думала - смеялись, а нет говорят –правда. Шутница такая. Соседка к ей ходила. Она болела долго. А у ней радио куплёное. Она етой соседке и говорит ета больная: «Нюся, я помру – мне в гроб положьте!» – про радио она стала что-то говорить: «Не-е, я помру – мне его в гроб положьте!» Она помёрла, а Нюся и говорит: «Раз приказала мне Наташа – кладите ей радио!» И радио поклали. Я думала смеются.

А матери я садила ёлочку. ЧеремАшину я садила в ей. Ёлочку в головах прямо я посадила. И лиственки тут садила. Тоже она приснилась, - что приглашала женщин: «Бабы, приходите ко мне в сад, погуляем». Принялись. А у свёкра, у свекрови сколько ни садила ёлочек, листвениц – ни одной не принялись…